Взгляд Одиссея (1995)

Этот фильм можно назвать квинтэссенцией мифологизма Ангелопулоса, квинтэссенцией применяемого режиссером типа смыслообразования вообще. Чтобы рассказать о первоначале, об истоках европейской культуры, он прибег к самому центральному для нее набору мифологем и важнейшему направлению философских размышлений. Это история Одиссея—история Возвращения Домой, история поиска утраченного, памяти о нем и границ, которые нас от него отделяют. Но это уже и история Улисса ХХ века, одинокого еврейского рекламного агента в Дублине, тоскующего по непостижимому и недоступному женскому началу. Это история платоновской души, мечтающей снова узреть идею прекрасного и для этого стремящейся по тяжелому пути припоминания. Но это и история кинематографа, ищущего основания собственной подлинности, свои первые три ролика, как будто именно на них мир должен быть запечатлен иным. Это история взгляда и его сложных отношений с истиной—от мифологического отождествления слепоты с мудростью до современного представления об увиденном и снятом на пленку как о спасенном, о том, чему есть свидетельство. Пласт греческой мифологии, пласт модернистской культуры ХХ века—культуры «вообще»—и пласт абсолютной современности, с американским режиссером и войной на Балканах, неразъединимы в пространстве фильма. «Взгляд Одиссея», как мы уже говорили,—это взгляд, вмещающий слишком многое. И прежде всего это взгляд в прошлое.